Заклинатели с Площади мертвых
Дом — худшее место для чтения книг. Все эти любимые кресла, чашки чая с пледами и собаками у ног в тишине... Так и хочется выскочить из всего этого и бежать подальше. То ли дело в метро, притулившись плечом к холодному скользкому поручню. Или в электричке, под аккомпанемент следующих друг за другом торговцев всем подряд.
Словом, книга полезнее всего там, где вообще невозможно читать. Так, одним осенним вечером я в семнадцатый раз проскользнула глазами по одному и тому же абзацу, но так и не поняла его. Стало понятно: пора. Я сдала Дусеньку на поруки своему другу Мише и улетела в Марокко.
36,6 по Цельсию
В Марракеше оказался самый красивый аэропорт в мире. На стенах произведения современного искусства, но без фанатизма, то есть красивые. Сами стены резные, с арабесками, как будто их перенесли сюда из дворца. Наконец-то, подумала я и выдохнула. Как оказалось, слишком рано.
За порогом этого идеального мира оказался реальный. Когда температура воздуха равна температуре тела, тяжело все — идти, дышать, думать, даже держать глаза открытыми, какое уж тут чтение... Белое солнце пустыни никакой не эпитет — это беспощадная газовая лампа, как на допросе. И вопрос один: выживешь ли? Я приняла вызов и очень быстро научилась повязывать хиджаб.
Правда, ходить по улицам я приспособилась только на третий день. До тех пор с утра до вечера приходилось перескакивать с камешка на плитку, чтобы... чтобы не утопить босоножки в том, чем покрыты по щиколотку их крошечные полуметровые тротуарчики.
Из всех блюд лучше всего мароканцам удаются свежие фрукты
Если же удавалось перебежать дорогу без травм, приходилось уворачиваться от мотоциклистов и велосипедистов. Кажется, пешком у них там ходят только лошади, ослики и туристы.
А потом мне снились широкие, ровные и чистые дороги Москвы. И автомобилисты, которые соблюдают ПДД и реагируют на сигналы светофора.
Запахи Медины
Мне понадобилось несколько дней, чтобы научиться отрешаться от уличного амбре. И тогда я почувствовала дивный букет. Не веря себе, я оборачивалась вслед женщинам, закутанным с ног до головы в цветные платки. От них в это пекло пахло вовсе не этим самым, а удивительными духами. Живые цветы рассыпались по земле и золотые масла лились с неба.
От некоторых французских духов меня по утрам регулярно мутит в московском метро. А на расплавленных улочках Марракеша я млела от невозможных шлейфов, ни носу, ни здравому смыслу не веря. А приходя домой, чувствовала, что моя одежда пахнет травами и специями рынков Медины.
Про котлеты и мух
Единственное, с чем так и не получилось смириться, это с едой. Несмотря на то, что она там самая свежая, а чай самый мятный и сладкий. Я смотрела, как готовят тажин, кускус и еще неведомую штуку, которой я присвоила кодовое название «какое-то хрючево». Но когда рядом с тарелкой приземлился пятисантиметровый таракан, я поняла, что из всех блюд лучше всего мароканцам удаются свежие фрукты. Особенно, когда манго оказалось размером с дыню «Торпеду».
Я не удержалась и заговорила голосом Гоголя: «Знаете ли вы настоящие фрукты? О, вы не знаете настоящих фруктов!». А также соков из них: апельсиновый с мякотью, гранатовый витаминный, даже из тростника — жидкий!
Тамтамы и муэдзины с Площади отрубленных голов
Джемаа-эль-Фна раньше была местом казни через отсечение головы. Теперь же это самый туристический котел, в котором бурлит жизнь на всех языках. По ночам сюда стекаются французы, американцы, немцы. В первую же ночь я пошла туда, на Площадь мертвых. Заказала кофе с молоком, открыла книгу...
Так и пристрастилась — ходила туда каждый день, как на работу, только почитать. А после заката здесь начиналось самое интересное. Заклинатели играли для змей на гнусавых дудочках. Любопытных туристов кормили вареными улитками с бульоном. Неугомонные музыканты шлепали свои отполированные барабаны.
Черная рука идет за тобой
Пока я глазела по сторонам, из темноты появилась женщина в черной парандже — то есть лица не было видно тоже — и черной рукой крепко схватила меня. От неожиданности я закричала. Оказывается, так они зарабатывают на жизнь: расписывают хной руки и ноги. Даже тем, кто не реагирует на вербальный язык.
А объясниться по-человечески мы не могли. Дело в том, что любой старик или мальчик в пластмассовых тапках говорят по-французски. По-французски и по-арабски. И мало кто — по-английски.
Еще одним большим преимуществом Москвы оказалось то, что здесь все говорят по-русски. Но оценила я это только там.
Дойдя до первого кафе, я дрожащими после неожиданного рукопожатия жестами попросила себе чаю.
И тут от чтения меня отвлекли: запел один муэдзин, а потом второй. Мой московский ключных дел мастер дядя Николай, он же Харряс Абдуламирович, рассказывал как-то про мусульманскую молитву. По обычаю служители мечети призывают народ пять раз в день. Я застала вечернюю. На глазах люди шли и разувались перед входом в храм: мужская очередь и отдельно женская. А муэдзины все пели и продолжали звать.
Moscow Calling
Не знаю как, но за неделю я прочитала все взятые с собой книги, даже те, которые были из разряда «на всякий случай». Соскучилась по причитаниям Миши по поводу плохой погоды, по умному взгляду своей таксы Дульсинеи. Мне хотелось рассказать про мечети дяде Николаю. Меня так тянуло домой, что было не жалко даже расстаться с любимым солнцем и вернуться туда, где уже нет и десяти градусов тепла.
Открыв утром окно, я увидела знакомую московскую улицу. По мокрой после ночного дождя дороге ехала поливальная машина — и поливала! И стало окончательно понятно: я дома.
