Обед по расписанию

Когда я слышу, что мы живем плохо и тяжело, всегда вспоминаю эпизод из детства, перевернувший мое сознание. Прошло уже много лет, но при всей горечи этой истории за полученный урок я благодарна.

Как-то ранним весенним утром родители «сдали» нас с маленьким братом прабабушке, вывезя на подмосковную дачу.

Они куда-то страшно спешили, съеденный мною утром завтрак мгновенно «рассосался». Старенькая прабабушка была уже медлительна, ну а тут вообще побила все рекорды неспешности, да и братом надо было заниматься больше, чем мною. Требуя еды, я заныла и произнесла что-то очень умное, типа «тут же не блокадный Ленинград». Конечно, это было не лучшее выступление, чего уж там. Ну а о том, что половину блокады наша пра, петербурженка, провела в родном городе, я вообще не думала.

Прабабушка была строга, но тут вроде и не осерчала, лишь посмотрела на меня внимательно. А потом спросила: — А хочешь поесть то, что ели тогда блокадники? Конечно, кто же откажется попробовать такое, особенно если тебе 12 лет и ты вообще не понимаешь толком, о чем идет речь! Я радостно кивнула.

Старый дом, еще не прогревшийся с зимы, пах сыростью и затхлостью.

Я помню, как прабабушка неспешно оторвала полоску обоев от стены снизу, от плинтуса, как крошила ее в ковшик.

А потом так же неспешно собрала на улице какие-то травинки — чахлую растительность, выползшую из-под снега. Есть хотелось все больше, я уже видеть не могла брата, за обе щеки наворачивающего гречку, а мой «исторический перекус» все еще не был готов. Не был он готов и через час: залитое водой нечто, поясняла спокойно пра, должно набухнуть. Наконец, когда желудок мой уже просто стонал, она поставила будущий обед на крошечный огонек.

— Теперь варим, чтобы получился клейстер. Но есть придется не раньше середины дня, чтобы сил хватило до вечера...

...Я помню этот запах — страшный запах нагреваемой, а потом разваренной бумаги и полученного из всего этого клейстера. Она сварила его, поставила остывать, а я так оголодала, что уже с удовольствием запихнула в рот отвратительную на вид кашицу. А вот проглотить не смогла. Только съесть пришлось все — роняя горькие слезы. Пра не отходила, пока я не выскребла ковшик до дна.

...К вечеру желудок болел страшно.

А еще я почему-то думала, что пора достанется от родителей. Но ей от них не досталось. А за что они говорили ей спасибо, я понимаю только сейчас.