Александр Адабашьян: Я всегда добавлял Ватсону всего один шлепок овсянки

Александр Адабашьян родился в августе, когда в стране отмечается День российского кино. Иногда кажется, что иначе и быть не могло, что эти два обстоятельства мистическим образом связаны. Причем сначала в стране родился великолепный Александр Адабашьян, который много сделал для этого самого кино, а уж потом в стране стали отмечать праздник. Адабашьян филигранно сотворил образы Бэрримора в «Собаке Баскервилей», Берлиоза в «Мастере и Маргарите», инженера Тимофеева в «Пяти вечерах», бомжа в нескольких комедиях Суриковой. Он работал с потрясающими режиссерами — Масленниковым, Михалковым, Бортко. Кроме того, он еще ведь и написал сценарии и был художником фильмов на картинах «Раба любви», «Кин-дза-дза!». «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Родня», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Рецепт ее молодости», «Очи черные».

28 августа мы традиционно отмечаем День российского кино. Что происходит с ним сегодня?

— Сегодня нам трудно определить, в каком именно состоянии находится российское кино в целом, потому что в тупике находится наш российский прокат. Меня крайне беспокоит его тенденциозность и то, что у нас на экранах — только голливудское кино с редкими вкраплениями европейского. Мы действительно не имеем представления, что делается в мире кино, потому что видим лишь сплошные «Форсажи» и «Тачки».

Именно поэтому я стараюсь не пропускать программы Московского международного кинофестиваля, в частности параллельную программу российского кино, которая показывается в Центральном доме кинематографистов. Там, по традиции, демонстрируют все лучшие фильмы, сделанные за год и не добравшиеся до проката.

Этот фестиваль делает ваш давний приятель и друг, режиссер Никита Михалков, с которым вы к тому же и работали вместе на киноплощадке, когда снимали «Неоконченную пьесу для механического пианино».

— У Никиты Михалкова, кстати, тоже царили почти английские манеры. Все разговаривали на площадке на «вы», поскольку снимали Чехова. Актеры, осветители, водители во главе с режиссером пытались соответствовать чеховской интонации. Выглядело это приблизительно так. Сергей Сергеевич, осветитель, приходил ко мне и велеречиво изрекал, протягивая кабель: «Александр Артемович, принимая во внимание все величие той декорации, которая, как всегда, во всех ваших творениях исключительно идеально, глубоко и точно отражает чеховское видение, не будет ли лишним, если светотехническое представительство «Мосфильма», необходимое для освещения вашего безумно талантливого творения, позволит себе провести в этом месте небольшой электрический кабель?». На что я отвечал: «Сергей Сергеевич, вы осчастливите меня, если разность потенциалов хотя бы чуть-чуть осветит то, что воссоздано нашим общим гением, потому что…» Ну и так далее.

Не только Михалков, но и многие другие режиссеры наше-го отечественного кино почитали за счастье «заполучить» вас на свою картину в качестве художника-постановщика. В кинематографической среде ходят слухи, что ваши первые шаги в художественном направлении были связаны с карикатурами, которые вы рисовали на учителей в школе?

— Однажды разведка в лице учителя физики донесла, что учителя охотились за этими карикатурами и сражались в учительской за право оставить их себе. Толстого физика я, например, изобразил в ванной — скандал был немыслимый. Конечно, мои родители частенько приглашались к директору. В основном ходила мама. Но однажды вызвали отца, который был в Москве большим начальником. Уверенный, что я кого-то зашиб, он свернул важное совещание и примчался. Узнав, что поводом вызова стала драка, которую ученик Адабашьян на швабрах затеял с учеником Грушевым, отец предложил директору на выбор отправить меня в колонию для малолетних преступников или расстрелять прямо во дворе, но только не дергать его больше по пустякам.

А что за «художества» у вас были на салфетках за столом в Баскервиль-холле?

А это мы с Соломиным развлекались. Я всегда клал в Ватсоновскую тарелку всего один шлепок овсянки. А у Соломина лежал рядом блокнотик, в котором я видел: «Бэрримор — дурак».  Самое главное было проворачивать эти шалости с каменным лицом, присущим английским джентльменам. Английскую атмосферу, которая, как мне кажется, и обеспечила успех сериала о Холмсе, придумал сам Масленников.

Будучи в Лондоне, я спросила у экскурсовода, где можно попробовать знаменитую «овсянку, сэр», на что она удивленно выпучила глаза: «Почему все русские поголовно, приезжая к нам, думают, что мы едим овсянку?» Вот она — слава!

— Да, у Масленникова были разные ироничные варианты на тему англичанства: мы играли таких англичан, которых и в Англии-то не было никогда. И делали это близко к интонации оригинала.

Сегодня продюсеры во всем мире часто обращаются к одним и тем же произведениям и еще чаще снимают киноремейки. В том числе и в России. Насколько их появление на экране оправдано?

Их появление оправдано тем, что у нас нет собственных идей. А ремейк для тех людей, которые называют себя продюсерами, — это надежда на то, что чужой успех поможет их зачастую бездарному фильму. Зацепившись за бренд, они могут получить уже на старте какую-то гарантию позитивного результата.

Досье

Александр Адабашьян родился 10 августа 1945 года в Москве. Окончил Московское высшее художественно-промышленное училище. Увлекся кинематографом в 1970 году во время летней практики, когда работал на съемках дипломной работы своего друга Никиты Михалкова. Адабашьян — заслуженный художник РСФСР, заслуженный деятель искусств Российской Федерации.