Золотой голос России задыхается без творчества
«Золотой голос России», исполнитель известных рок-опер живет на юге столицы
— Геннадий Васильевич, у вас в квартире разместилась маленькая студия, в которой вы готовитесь к спектаклям, репетируете, записываете музыку. Не тесно?
— В самый раз. Я человек домашний, долгих командировок не люблю. Всегда тянет домой. Тут я репетирую, распеваюсь, здесь находятся мои инструменты. И мне вполне комфортно.
— Вы родом из старинного города Болхова. Какое влияние ваше послевоенное детство оказало на ваше будущее творчество?
— Я рос в купеческом городке, очень старом, очень патриархальном, кожевническом, чем-то напоминающем Суздаль по количеству церквей — любой уважающий себя купец считал своим долгом поставить тут храм. Мы очень любили играть во дворах — старинные усадьбы, уголки неожиданные, пригорки зеленые — патриархальная таинственность места располагала к поиску кладов.
В этом городке в периоды ремонта под обоями обнаруживались газеты царского времени. Город был богатым, и золотые червонцы время от времени находили в стенах, на чердаках, в подвалах.
Бабушки-домработницы, жившие в семьях, были кладезем народных сказаний. В детстве, окруженный атмосферой народной музыки, я слышал массу народных диалектов, впитал их в себя и теперь применяю в творчестве.
— А петь кто вас научил?
— Сестра, причем достаточно рано, года в четыре. Помню, как мне подарили маленькую гармошку. Вместе с приятелем мы разобрали ее на части, пытаясь понять, как она устроена, и, не сумев собрать, сожгли в печке. Был такой казус. Окончив в Орле музыкальное училище, поступил в Москве в Гнесинку.
— Студенческие годы протекали бурно?
— И достаточно бестолково. Масса интересных девушек, учившихся у нас, отвлекала внимание от учебы. После гнесинского института работал педагогом в Орловском музыкальном училище, а потом уехал в Сухумскую филармонию. Подрабатывал в ресторане. В один из таких вечеров в ресторан забрел поэт Юрий Энтин.
Юрий многим в жизни помог. С его легкой руки через год и я оказался в Москве, познакомился с Алексеем Рыбниковым, а потом попал в «Ленком». Марк Захаров выпускал спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Надо было учить артистов петь в этом жанре — я занимался с Александром Абдуловым, Николаем Караченцовым, Еленой Шаниной.
— Вы помните момент, когда Алексей Рыбников принес церковные песнопения Марку Захарову?
— С этого началась «Юнона и Авось». Двери храмов были в ту пору закрыты.
«Купола познали молот, а фундаменты тротил… Но белокаменность осталась в воспоминаньях и стихах», — говорил Энтин.
Душа искала духовности, и Рыбников с Захаровым обратились к Андрею Вознесенскому. Зрители в «Ленком» буквально ломились на «Юнону и Авось».
Любопытно, что день сдачи спектакля пришелся как раз на день иконы Казанской Божией Матери, о которой идет речь в постановке.
— Помогала ли вам молитва в жизни?
— Очень много раз. Наша дочь Наташа ходила на кладбище к Матронушке Московской, а недалеко была могилка святого Аристоклия. Крест там стоял неказистый, а так хотелось поставить хороший, деревянный.
Но ни денег, ни работы не было. Я помолился, пообещав, что поставлю крест из первых же денег, которые получу. Через неделю мне позвонил Рыбников, сообщив, что нужно спеть на 850-летие Москвы песню.
Спел, мне заплатили. А вечером того же дня, открыв церковный календарь, увидел, что это был день памяти святого Аристоклия. На его могиле мы поставили трехметровый крест.
А вот еще одна замечательная история. В период развала СССР кино не снимали, музыка к фильмам была не нужна, и я, как и многие коллеги, ушел в бизнес.
А потом однажды пришел на могилу к Матронушке и взмолился: «Не могу больше, задыхаюсь без творчества!» В два часа ночи в нашей квартире зазвонил телефон (а до этого десять лет не было ни единого звонка!). Человек из Свердловска предложил писать музыку к его фильму о казачестве. Таких ситуаций в моей жизни очень много. Когда человек верит и молится, ему многое дается.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Максим Дунаевский, композитор:
— Я помню необыкновенное ощущение, которое испытал, впервые услышав его голос в театре. Не поверил, что всю партию исполняет один человек, был уверен, что поют трое. Голос, который дарован природой, развит его кропотливой работой. Как каждый человек с таким огромным талантом, он ведет за собой своим голосом залы. Уникальный диапазон, виртуозная подача текста… Я уж не говорю о его феноменальной музыкальной образованности.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Алексей Рыбников, композитор:
— Геннадия Трофимова нельзя назвать просто «композитор» или «вокалист». Он явление чрезвычайно редкое в современной России. Много лет назад в Будапеште решили поставить «Юнону и Авось», я принес ноты этой рок-оперы. Венгры посмотрели и сказали: «Вы сумасшедший? Спеть это невозможно». И тогда я показал им диск, где все это уже было спето! Спето с первой до последней ноты в России артистом театра «Ленком» Геннадием Трофимовым. Причем голос во всем диапазоне звучал необыкновенно красиво, благородно и полно. Для всех это оказалось шоком.
ДОСЬЕ
Геннадий Васильевич Трофимов — советский и российский композитор, певец, актер, педагог по вокалу, автор музыки к многочисленным спектаклям и фильмам. Обладает уникальным голосом — от баса-профундо до самых верхних тонов тенора.
