Секреты мастерства настоящей художницы
Эта хрупкая красивая женщина в льняном, гладью вышитом платье родилась в Ленинграде, выросла в Сибири, проехала всю Россию в командировках по работе, а творит в Москве. Скромная квартира в Чертанове Южном почти сплошь увешана эскизами и готовыми рисунками. Пастель и карандаш, гуашь и акварель. Цветы всех форм и сортов в простых геометрических вазах. Морские волны, туго сгорбившиеся у подножия старинного маяка. Прекрасные, эмоциональные лица друзей на немногочисленных портретах. Сегодня мы в гостях у художницы Ирины Лось.
— Это я еще значительную часть своих картинок раздарила, — улыбается Ирина Павловна. — Вот уж никогда не думала, что, выйдя на пенсию, стану модной художницей, тем более такой популярной!
Воробей и Лось
Ее мама Нонна Антоновна — 1927 года рождения — девчонкой видела войну. Конечно, не дошел фашист до ее родного Красноярска, но в 1941-м ехали отсюда выручать Москву сибирские ополченцы, а навстречу им шли эшелоны с эвакуированными заводами да переполненные болью санитарные поезда.
Школьницей Нонна успела на енисейском лесосплаве поработать, добывая дрова для госпиталя. Работая в паспортном столе мама встретила будущего отца Ирины — алтайца Павла Алтухова, которого послали учиться в Ленинград. Родители расстались, когда дочери Ирине исполнилось года четыре.
— Осталась мне от папы одна девичья фамилия, а саму меня воспитывать пришлось маме и бабушке, — рассказывает Ирина. — Бабушка с дедушкой у меня замечательные были: Антон Воробей — белорус и Мария Иванова — сибирячка. Простые, работящие деревенские люди: у деда образования — всего-то четыре класса церковно-приходской школы, у бабушки — и того меньше. Но арифметику с грамматикой им с успехом заменяла выстраданная, собственными мозолями заработанная мудрость трудовых людей.
В голодный год семья Воробей из деревни под Гродно приехала в Сибирь, бедовали немало, но своего добились: встали на ноги и все мечтали уехать обратно, в родные места. На переезд копили. Знаете, где в сельской местности часто денежную заначку хранят? В печном поду. Место жаркое, там даже хлеб печь можно, он так и называется — «подовый». А семьи были большие.
— Кто-то из домашних пришел с работы пораньше, взялся на всю семью ужин готовить да печь-то и затопил. Мечта о возвращении домой, о постройке новой просторной избы, о покупке лошадки да коровушки сгорела в золу, ни купюры не уцелело. Так и остались мы все сибиряками. Представляете, как потом на почте с хохоту покатывались, когда я вышла замуж и бабусе письма писала: «Марии Макаровне Воробей от Иры Лось»! — рассказывает наша собеседница.
Ирине достался передающийся по наследству уникальный рецепт черемухового пирога. Такой только в Сибири делают. По весне на букеты цветущую черемуху не ломают, дают налиться ягодам. А когда они созреют — снимают урожай, ягоды те сушат и перемалывают в порошок вместе с зернышками. Получается черемуховая мука. Далее надо полстакана обычной пшеничной муки смешать с таким же количеством черемуховой. На этой муке — как положено, с яйцом, с сахаром — испечь высокий бисквит. Он получается темный, будто шоколадом пропитанный, и с отчетливым ягодно-ореховым привкусом. Нарезать бисквит на коржи, пропитать густой деревенской сметаной, взбитой с сахаром, украсить той же черемухой — вот такой вот необычный пирог.
О дружбе и любви
Говорят, что женская дружба непрочна, а самый верный друг женщины — ее старший сын. Ирина считает, что эту поговорку придумали как раз те дамы, которые сами дружить вообще не умеют.
— У меня в красноярской школе были две подружки: Света Марцинковская и Адель Богемская. Нас так и называли: «Ирка, Светка и Адка — святая Троица», — вспоминает Ирина Павловна. — Везде мы были впереди: и в учебе, и в походе, и на школьном субботнике. И был у нас друг Вовка Бахирев. У нас в классе на 10 девчонок было 20 ребят, они никогда никого не обижали. Шло время, потом мы и дальше учиться пошли, и замуж вышли, и я уехала из Красноярска. Стали бывшие пионерки пенсионерками — а все еще дружим, письма шлем. Мне «девочки» успехами внуков хвалятся!
У самой Ирины тоже была большая любовь. Вот только жених попался, хотя и красивый, но своеобразный. Мало того что фамилия — Лось, так еще и характер упрямый.
— Я ж на лесника училась, нам такая фамилия на двоих была — то, что надо! — улыбается она. — Встретились мы с моим Евгением в Москве, на ВДНХ, как персонажи знаменитого довоенного кино «Свинарка и пастух». Только там жених с невестой колхозники были. А мы почти интеллигенция: Женя — выпускник Московского энергетического института, я — технологического. В столицу я в отпуск по дороге в Финляндию приехала, через год – свадьба. Но вот детей нам с Женей бог не дал. Собственно, муж и не хотел.
Картины, которые согревают
Еще одной любовью Ирины — поздней, золотой, как московский сентябрь, — стал Анатолий. Тоже технарь из энергетического института, зеленоградский инженер. А еще — музыкант-самоучка, прекрасно владеющий аккордеоном, художник, шахматист и физкультурник.
— Я сама с детства музыку люблю, — говорит Ирина Павловна. — Спасибо маме — она нас водила на симфонические концерты в центральном парке Красноярска. Оперного театра в городе тогда не было, на гастроли приезжали пермяки с великолепной балетной труппой и репертуаром. Мы переслушали всю классику — от Чайковского и Мусоргского до Прокофьева, от Моцарта до Вагнера. Я, например, в восторге была от Грига. «Песню Сольвейг» или «Рассвет» до сих пор слушаю со слезами на глазах. С Анатолием у нас одна музыка в душах звучала. Но теперь я уже дважды вдова. Горько мне было, потери никого не красят.
Но в какой-то момент Ирина взяла себя в руки и решила: лучше петь, чем плакать! И пошла записываться в кружок «Московского долголетия», где хором старинные песни поют.
— А там учат всерьез: и дыхание ставят, и мышление творческое нарабатывают, — говорит Ирина Павловна. — Есть у моего педагога такое мнение: чтобы хорошо петь, нужно научиться рисовать. Вот я и научилась — и на тебе, кажется, получается.
Она смеется. И, кажется, до сих пор не воспринимает свои живописные эксперименты всерьез. А ее картины неизменно согревают души тем, кто на них смотрит.
