Разглядеть в хулигане самородок
Обозреватель Екатерина Рощина о том, как важно непоседливому и шкодливому ученику найти «своего» педагога.
Мой сын, конечно, в школе не был идеальным учеником. И учителям доставлял проблем. То мячом запулит в окно, то какой-нибудь цветок в горшке со шкафа уронит, то организует игру в «слона» на переменке. Виталик забывал сменку, терял физкультурную форму, не делал домашние задания по математике и физике, катался по перилам и даже как-то сломал ногу, когда несся в столовую. Как-то вышел к доске босиком, в носках. Начал отвечать, а класс умирал от хохота. Учительница заметила, спросила, что это за неуместное обнажение. «Хочу быть похожим хоть в чем-то на Льва Толстого: он тоже к крестьянам выходил босым», — ответствовал мой остряк. Накануне мы ездили в Ясную Поляну…
Сейчас вот у меня эти воспоминания не вызывают нервических спазмов, даже, наоборот, жалею, что выбросила его дневники, пестрящие замечаниями. Показывала бы потом внукам, как Виталька отжигал: сейчас ведь и дневники-то только электронные, то есть и на память-то оставить нечего. Но тогда каждый мой поход в школу был неисчерпаемым позором, чудовищным ударом по самолюбию. А родительские собрания! В класс приходили учителя, один за другим. Каждый с какой-то книжицей, куда записывались замечания и претензии. И каждый учитель начинал свой черный список с моего Витальки! И снова сыпалось пеплом на мою склоненную голову: домашние задания, сменка, перила, слон, смеялся, бегал, прыгал, не могу достучаться. Все родители прекрасных, образцово-показательных школяров поворачивались и смотрели на меня, малиново-пунцово-несчастную. А потом в класс вошла она — учительница русского и литературы. Порекомендовала писать дома изложения и чтобы дети пересказывали вечером то, что читают. Оглядела класс, заметила меня. Попросила выйти в коридор. Новый виток стыда.
— У вас отличный парень, — сказала она. — Я так его люблю! В нем потенциал громадный. Хочу вас попросить: пусть выучит стихотворение Тургенева о русском языке. У меня будет открытый урок, я хотела бы, чтобы он выступил. Он очень артистичный, наш Виталик. Наш Виталик. Я уже снова готова была разрыдаться — на этот раз от счастья.
В каком он был тогда классе? Наверное, в шестом или седьмом.
Произошло маленькое педагогическое чудо. Я поверила именно этой учительнице, что все будет хорошо и что мой сынок — наш Виталик — способный, артистичный и очень талантливый. И действительно, ведь все стало хорошо. Он выучил знакомое всем «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий». И это была первая, но далеко не последняя победа. Он поступил в институт на бюджет и там стал одним из лучших учеников и сейчас работает и даже возглавляет небольшой, пока небольшой, отдел. И стал он серьезным, пожалуй, слишком серьезным и правильным.
Я встретила недавно ту учительницу русского и литературы, она по-прежнему живет в Чертанове, но уже не преподает. Милая, в очках и шляпке, из-под которой выбиваются совсем девчоночьи кудряшки.
Она меня, конечно, не вспомнила. А Виталика — да, заулыбалась, сказала, что всегда знала, что он повзрослеет и еще покажет себя.
Сколько было двоек, пятерок, спортивных соревнований, дружб, предательств, веселья и слез. Сейчас я точно знаю: учеба и знания — это, конечно, важно. Но главное в школьной жизни — встретить «своего» учителя, того, который поверит в тебя и скажет: все будет хорошо.
