Променад под липами Бунина

На царицынских дачах Ивана Алексеевича вдохновляли пруды и красивые хозяйки.

В субботу, 22 октября, исполнится 146 лет со дня рождения Ивана Бунина. В конце XIX века он провел несколько летних сезонов в Царицыне.

Впервые Бунин попал в этот поселок летом 1896 года: снял вместе со своим другом Иннокентием Михеевым комнату на даче купца Ерохова. На глазах писателя Михеев флиртовал с молодой невесткой хозяина. Потом эти воспоминания отразились в рассказе Бунина «Кума» (1943).

Весной 1898 года Иван Алексеевич и сам пережил в Царицыне любовную историю. Он увлекался молодой богатой писательницей Екатериной Лопатиной. Ее семья сняла дачу у купца Щербинина, а Бунин снова поселился на даче Ерохова, чтобы быть с нею рядом. 1 июня произошло решающее объяснение: Лопатина заявила писателю, что любит другого. Но они сумели остаться друзьями, продолжали ходить на прогулки по Царицынскому парку. И во время одного из этих променадов Бунин познакомился с Верой Муромцевой — ее дядя был председателем Первой государственной думы. Потом, спустя многие годы, она станет его женой. А тогда, в 1898 году, Бунин еще надеялся на взаимность Лопатиной. Он приезжал в поселок и в 1899-м, и в 1900 годах, ходил со своим другом, писателем Николаем Телешовым, в ресторан «Сад Дипмана»…

Царицынскими впечатлениями навеян рассказ «Десятое сентября» (1903) — о самоубийстве молодой дачницы: «Из пруда за садом ее вытащили баграми только в сумерки, с трудом принесли в дом и положили, мокрую, ледяную, тяжелую…» Такая история действительно произошла в поселке в 1898 году. У Бунина много стихотворений о природе, но можно только предполагать, что в них изображен именно царицынский пейзаж, — автор скуп на детали. Он вообще был равнодушен к архитектурным красотам этой местности, парковым павильонам и руинам дворцов.

«…Будучи беднейшим дворянином, постоянно нуждаясь в деньгах, Иван Бунин ненавидел чрезмерную роскошь и причуды богатых, — пишет краевед Игорь Сергеев, член ассоциации «Бунинское наследие. — Екатерина II для него была антигероем. Единственное, что вдохновляло <…> в Царицыне, была природа, как бы безликая, и пруды…»

КЛАССИКА

Нет солнца, но светлы пруды,

Стоят зеркалами литыми,

И чаши недвижной воды

Совсем бы казались пустыми,

Но в них отразились сады.

Вот капля, как шляпка гвоздя,

Упала — и, сотнями игол

Затоны прудов бороздя,

Сверкающий ливень запрыгал —

И сад зашумел от дождя.

И ветер, играя листвою,

Смешал молодые березки,

И солнечный луч, как живой,

Зажег задрожавшие блестки,

А лужи налил синевой.

Вон радуга... Весело жить

И весело думать о небе,

О солнце, о зреющем хлебе

И счастьем простым дорожить:

С открытой бродить головой,

Глядеть, как рассыпали дети

В беседке песок золотой...

Иного нет счастья на свете.

1900

КЛАССИКА

«Дачи в сосновых лесах под Москвой. Мелкое озеро, купальни возле топких берегов.

Одна из самых дорогих дач недалеко от озера (не сохранившийся до наших дней затон Верхнего Царицынского пруда. — «ЮГ»): дом в шведском стиле, прекрасные старые сосны и яркие цветники перед обширной террасой. Хозяйка <…>, сияющая тридцатилетней купеческой красотой и спокойным довольством летней жизни. <…> Вечер в конце июня. Со стола на террасе еще не убран самовар. Хозяйка чистит на варенье ягоды. Друг мужа, приехавший на дачу в гости на несколько дней, курит и смотрит на ее обнаженные до локтей холеные круглые руки…»

(«Кума», 1943)